Софи Оксанен: почему памятники знаковы. Об островках советского человека

Коммунистический Советский Союз развалился 29 лет назад, но на просторах бывшей империи все еще сохраняются символические места, которые продолжают питать убеждения советского человека. Демократическое развитие регионов, где советские символы и настроения доминируют, заморожено, потому что восхваление тоталитаризма не может ужиться в одном пространстве с демократией, пишет международно признанная финская писательница и эссеистка Софи Оксанен. 

Десять лет назад в Киеве я наблюдала парочки новобрачных, которые позировали перед танками на территории мемориального комплекса Великой отечественной войны. В открытом Леонидом Брежневым в 1981 году грандиозном мемориальном парке толпились и проводили время люди, которые поклонялись важнейшему нарративу советской империи и чтили павших, в то же время фотографируя детей для семейных альбомов. Но мне казалось, что я переместилась на машине времени назад в Советский Союз.

Атмосфера была такой же. Принесенные к памятникам цветы были те же. В расположенном на территории комплекса здании, где рассказывают об оружии, сидел персонал со своими настольными телефонами советских времен за пустыми столами, готовый обслуживать столь же рьяно, как дежурные администраторы десятилетия назад. Бумага и шрифты на билетах были из советских времен, и их запах переносил в те времена, что для меня были прошлым, но для работающих там и делавших фотографии людей это было настоящее, где строилась память грядущих поколений. Такая память, где Советский Союз был большим и мощным, а его история была предметом гордости.

Набирающая в России обороты ностальгия по Советскому Союзу уже тогда вызывала дискуссию. Но это была не она. Хотя советская империя уже давно рухнула, в Украине местами была жива ее метрополия, а также советский человек. Один из сателлитов метрополии – Восточная Украина, где теперь идет война.

Когда я посещала тот же парк прошлой весной, атмосфера отличалась. Танки были раскрашены в украинских цветах. Новобрачных не было, как не было и бабушек с внуками. Музей стал настоящим музеем. Он больше не был островком, где продолжал жить Советский Союз. Там больше не укреплялась цепь поколений, не создавались новые воспоминания, никто даже не щелкал селфи для соцсетей.

Одним из достижений начавшейся с протестов Евромайдана Революции достоинства стал вступивший в 2015 году в силу закон, запрещающий символы коммунизма. В результате изменения законодательства сменилось и название музея под открытым небом, поскольку именование Второй мировой войны Великой отечественной относится к выражениям, поддерживающим коммунистический нарратив.

 

В России это по-прежнему объединяющий поколения фактор, возможно единственный в своем роде, из-за чего Россия стремится сохранять собственную версию и в Восточной Европе. При помощи этого нарратива Россия хочет привязать к себе живущих за пределами государства русскоязычных людей, отделяя их от населения страны пребывания. Эта версия отрицает все геноциды, в которых Советский Союз участвовал на территориях, которые он считал своими колониями: как голодомор, так и депортации в странах Балтии. Их жертвами стали и мои родственники.

Борьба за право написать свою собственную историю знакома мне по Эстонии и другим постсоветским странам. Я следила за трактовками Второй мировой с того момента, как я поняла, что кружившие над домом моей бабушки шумные самолеты были советскими военными самолетами, выполнявшими учебные полеты. Они замолчали лишь в 1990-х с восстановлением независимости Эстонии, когда начался процесс деколонизации и Эстония наконец-то смогла написать собственную историю своими словами. То, о чем прежде говорилось при помощи эвфемизмов, стало частью открытого и общепризнанного нарратива.

Развитие событий в Украине пошло иначе. В отличие от Эстонии, восстановление независимости Украины не было связано с революцией. Умеренные коммунисты остались у власти, поддерживая независимость Украины, поскольку они опасались, что в противном случае утратят свое положение и им придется отвечать за свои поступки.

 

Не было желания отречься от своего прошлого. Поэтому лишь недавно в Украине пали те памятники, что в Эстонии рухнули десятилетия назад. Поэтому улицы имени Карла Маркса и Ленина в Украине получили новые названия лишь после революции. Гражданам опротивела многолетняя коррупция, и они хотели, чтобы их государство интегрировалось с западом.

Я сталкивалась с советскими людьми и после Революции достоинства. Однажды я фотографировала в метро Днепропетровска, когда подошел злобный пенсионер и стал брызгать слюной, объясняя, что я совершила противозаконное деяние.

Я, конечно, помнила о советском законодательстве о стратегических объектах, согласно которому фотосъемка в общественном транспорте была запрещена. Но я и подумать не могла, что это до сих пор действует в Днепропетровске. Никто больше не был уверен в реальном действии закона, но эта встреча наглядно продемонстрировала, что для некоторых людей это по-прежнему была действительность. 

Днепропетровск был назван в честь советского политика Григория Петровского в 1926 году. Отделение Украины от Советского Союза не повлияло на судьбу Петровского в городе, и его статуя по-прежнему стояла напротив железнодорожного вокзала, хотя его считают одним из исполнителей голодомора и коллективизации.

Голодомор – это намеренно вызванный в 1932–1933 годах и политически мотивированный массовый голод, целью которого было поражение украинской национальной идентичности и сопротивления боровшихся против коллективизации крестьян. Голод был оружием, при помощи которого Сталин истощил не только человеческие тела. Это было оружие, при помощи которого также стали истощать украинский язык и культуру.

 

План действий был аналогичен депортациям: переломить национальный хребет и подавить сопротивление. Все это помогло советизации Украины, которая продолжилась после голодомора, и проводилась, дискриминируя украинский язык, не преподавая историю Украины и ужасного голода, задушив национальную идентичность до полусмерти, и насильственно создав вместо этого идентичность советского человека.

Власть Сталина опиралась на политику переселения народов: тех, кто оказывал сопротивление колониальным властям, депортировали в сибирские лагеря, или ликвидировали, например, моря голодом. На опустевшие территории привозили рабочую силу из других регионов.

Если нацисты хотели создать биологически чистого нового человека, ликвидируя расы, которые они считали недостойными, то Советский Союз стремился к той же цели, перемешивая население, и уничтожая целый социальный класс, а также множество считавшегося антисоветским «материала». Так создавался homo sovieticus.

Репрессивная политика уничтожила украинский национализм, который стал восстанавливаться лишь после распада Советского Союза. Долго было непросто исследовать голодомор и чтить память жертв, потому что влияние России на украинскую политику было большим, и поэтому позиции президентов страны менялись в соответствии с тем, каковы их отношения с Россией.

Лишь после революции исследование истории Украины стало проще, а память о голодоморе укрепилась и на национальном уровне. Памятник Петровскому снесли после революции в 2016 году, когда Днепропетровск переименовали в Днепр. Город выбрал свою сторону.

В Восточной Украине никуда не делось идеализирование тоталитаризма, и промышленный регион Донбасса непосредственно связан как с советским человеком, так и с громом идущей войны. Украина была не просто житницей Советского Союза. Она также была промышленной базой империи, потому что расположенный в находящемся под контролем сепаратистов регионе Донецкий угольный бассейн был крупнейшим в Советском Союзе месторождением угля.

 

 

Коллективизация, массовый голод и русификация превратили Донбасс в плавильную печь, где национальные идентичности работников должны были рассеяться, и где было лучше раствориться в пролетариате, говорить на русском вместо украинского, хотя прежде население не плотно заселенного региона по большей части состояло из этнических украинцев. Урбанизация Донбасса была самой быстрой во всей империи. Визуальная пропаганда превратила город в передовое, бьющееся от силы угля сердце Советского Союза, ядро стахановского движения. 

Идентичность Донбасса основана на промышленности. В советское время у него не было скрытой национальной идентичности, которая расцвела бы благодаря новой Украине. Поэтому этот регин оказался благоприятным местом для претворения в жизнь политики России, которая решила приостановить интеграцию Украины с западом, и стала прививать свое понятие «Русского мира».

По мнению России, к нему относится и Восточная Украина, где отношение к советскому прошлому было позитивнее, чем в Западной Украине. Местные испытывают гордость за выстроенную своими руками промышленность. Советский Союз создал для них идентичность, рисующую светлое будущее, и отказ от нее был болезненным, потому что ничего не пришло на смену. Таким образом, застыть в прошлом гораздо привлекательнее.

Действие моего последнего романа «Собачий парк» („Koirapuisto”) происходит в Днепропетровске, потому что казалось, что город с именем Петровского – подходящее место действия для романа, который рассказывает о доходящих до наших дней последствиях сталинской политики переселения народов.

Из-за его актуальности я уже некоторое время искала рамки для этого романа, потому что нынешние усердия России по реабилитации Сталина означают и восхваление его поступков, поэтому памятники являются знаковыми. Они цементируют воспевание изображенных лиц, и легитимируют их поступки, давая понять, что они действовали верно. Ситуация невыносима с точки зрения жертв и их потомков.

Если на островках советского человека подпитывается такое почитание, то демократическое развитие этих регионов заморожено, потому что восхваление тоталитаризма и памятники людям наподобие Петровского не могут находиться в одном пространстве с идеалами демократии. И те и другие не могут дышать одним воздухом. Кто-то из них должен отступить.