Уничтожение защитников: советский террор в вооруженных силах СССР
Сталинские репрессии в РККА (Рабоче-крестьянская Красная армия) начались в самом начале 1930-х и шли волнами. Массовое уничтожение квалифицированных кадров – военных преподавателей и офицеров – могло стоить огромных жертв в войне с нацистской Германией, которых можно было избежать. О советском терроре в рядах вооруженных сил Советского Союза рассказывает российский историк Александр Даниэль.
Говоря о сталинских репрессиях в РККА (Рабоче-крестьянская Красная армия), принято вспоминать в первую очередь так называемое «дело Тухачевского» 1937 года и последовавшую масштабную чистку командного состава армии. Однако, репрессии в армии начались гораздо раньше.
Первым и до поры главным поводом для особого внимания органов государственной безопасности к командному составу Красной армии было «социальное происхождение» многих военных специалистов, в особенности – высшего комсостава и преподавательского состава высших и средних военных училищ.
Распространенное представление о том, что кадры РККА были «плотью от плоти рабочих и крестьян», является, по меньшей мере, односторонним. В годы Гражданской войны от половины (в 1919) до трети (в 1921) командного состава РККА составляли бывшие офицеры Русской императорской армии, добровольно или по мобилизации служившие у «красных».
Это, однако, не уменьшило подозрительности и недоверия большевиков к «военспецам» (многие из которых и в самом деле, хотя и честно служили новому режиму, но вовсе не симпатизировали ему).
В конце концов «спецеедство» чекистов вылилось в грандиозный постановочный спектакль под названием «оперативная разработка “Весна”».
Разработка была начата ГПУ (Государственное политическое управление - политическая полиция СССР - ред.) УССР в январе 1930 и, по-видимому, именно тогда получила кодовое имя «Весна». Первым из дел, реализованных ОГПУ в рамках этой оперативной разработки, было дело т.н. «Штаба повстанческих войск Левобережья» - мифической кулацкой организации в селах Черниговщины, якобы готовившей антисоветское восстание.
Первоначально дело конструировалось вне связи с военной средой. Однако осенью 1930 следствие начало разрабатывать сценарий, связывающий крестьян-«заговорщиков» с бывшими офицерами царской армии - преподавателями киевских военных училищ и командирами частей киевского гарнизона.
Зимой в Украине начались повальные аресты военнослужащих, главным образом, бывших офицеров. К июлю 1931, по неполным данным, всего на Украине по делам, заведенным в рамках разработки «Весна», было осуждено не менее 305 военнослужащих. Показания, полученные в ходе следствия по делам, заведенным в Украине, ОГПУ использовало при подготовке других дел из этой серии – в первую очередь, так называемого «дела генштабистов».
«Дело генштабистов» (оно же «дело преподавателей Военной академии РККА им. Фрунзе») – наиболее известное из дел «военспецов», реализованных ОГПУ в 1930-1931, - базировалось как на показаниях военных, арестованных в Украине, так и на собственных агентурных разработках московских чекистов.
По этому делу были арестованы такие известные военные теоретики, как А.Е. Снесарев, А.А. Свечин, А.И. Верховский, С.Г. Лукирский, А.Х. Базаревский, Е.К. Смысловский, В.Н. Гатовский, Ф.Ф. Новицкий, ряд других преподавателей московских военных и гражданских вузов – всего не менее 22 человек.
Биографии арестованных сходны: все они – бывшие генералы и полковники царской армии, выпускники Академии Генштаба, в 1918-1920 пошедшие или призванные на службу в РККА в качестве «военспецов» и фактически руководившие действиями Красной армии во время Гражданской войны; в 1920-е – ведущие преподаватели Военной академии РККА им. Фрунзе, Академии ВВС им. Жуковского и других высших военных учебных заведений.
Их обвинили в создании «контрреволюционной офицерской организации», во главе которой якобы стоял генерал А.А. Брусилов, а после его смерти в 1926 – А.Е. Снесарев. Помимо «признательных показаний» большинства обвиняемых, следствие нашло два «доказательства» существования этой организации: участие арестованных в 1924-1926 гг. в так называемых «георгиевских вечерах» (т.е., ежегодных встречах георгиевских кавалеров) и регулярные рабочие «чаепития» преподавателей Военной академии у А.И. Верховского.
18 июля 1931 Коллегия ОГПУ приговорила Снесарева, Верховского и Смысловского к расстрелу, замененному 10 годами лишения свободы, трех других обвиняемых – к 10 годам, 11 человек было приговорено к 5 годам, один – к 5 годам ссылки, один – к трем годам условно, трое освобождены.
Дела против членов офицерского состава множились
В это же время развернулись и другие крупные дела против «военспецов»:
- дело преподавателей ленинградской Военно-политической академии им. Толмачева: не менее 14 преподавателей академии были арестованы и приговорены к различным срокам заключения или ссылки за создание «контрреволюционной организации», связанной с московскими «генштабистами» (так чекисты интерпретировали кассу взаимопомощи, созданную в академии по инициативе начальника кафедры Н.А. Морозова для поддержки бывших выпускников Академии Генштаба, оставшихся без средств к существованию);
- «гвардейское дело» - наиболее массовое из дел, заведенных в Ленинграде в 1930-1931 для выявления «контрреволюционных заговоров» в среде военспецов. Бывшие гвардейские офицеры Преображенского, Семеновского, Московского, Измайловского, Егерского, Гренадерского, Павловского, Каспийского и некоторых других полков императорской армии были обвинены в создании «контрреволюционной офицерской организации».
Ряд эпизодов, послуживших «доказательством» существования такой организации, связан с проведением традиционных полковых праздников, на которых встречались офицеры, когда-то служившие в этих полках, а также тайное хранение знамен и других полковых реликвий.
Уже к 7 февраля 1931 по этому делу, а также по аналогичному «делу артиллеристов» - выпускников и педагогов бывших петроградских артиллерийских училищ, Михайловского и Константиновского, было арестовано не менее 325 человек. Часть арестованных была приговорена к расстрелу и казнены в мае 1931, другие – к различным срокам лишения свободы; некоторые были освобождены.
- «дело военруков» - преподавателей военного дела в гражданских вузах и военных школах Москвы, Ленинграда и ряда других городов (не менее 50 арестованных, двое расстреляно);
- дела о «контрреволюционных организациях» в Управлении военных сообщений, Управлении боевой подготовки, Военно-топографическом управлении и Военно-техническом управлении Штаба РККА, в Научно-техническом комитете РККА (по этим делам весной-летом 1931 осуждены 54 человека в Москве и Ленинграде);
- дело об «офицерском заговоре» среди строевых командиров Московского военного округа (число арестованных и осужденных не установлено).
По материалам, полученным в ходе реализации всех этих дел, прошли аресты среди комсостава частей РККА, расквартированных в Воронеже, Смоленске, Краснодаре, Новочеркасске, Минске, Сталинграде и ряде других городов СССР, в Белорусском военном округе.
Последствия дела «Весна» затронули и ВМС РККА: всего на флоте, включая Управление ВМС, в 1931 было репрессировано около 300 человек, более половины из них – бывшие морские офицеры.
Репрессии в отношении «бывших»
По подсчетам современного украинского военного историка Я.Ю. Тинченко, «в результате массовых арестов бывшего офицерства в 1930-1931 годах, было репрессировано не менее 10 тысяч человек.
Параллельно всем этим делам ОГПУ производило массовые аресты гражданских лиц из числа бывших офицеров, юнкеров и кадетов; только в Москве в 1930-1931 по этому признаку было арестовано и осуждено около тысячи человек.
По подсчетам современного украинского военного историка Я.Ю. Тинченко, «в результате массовых арестов бывшего офицерства в 1930-1931 годах, было репрессировано не менее 10 тысяч человек». К сожалению, исследователь не указывает, какую долю среди них составляли командиры, находившиеся на действительной службе в РККА, а какую – те, кто давным-давно пребывал «на гражданке»; но очевидно, что репрессированные командиры Красной армии исчислялись тысячами.
Отметим, что в 1933-1934 г. очень многие осужденные «военспецы», - из тех, кого сразу не расстреляли, - были освобождены от отбытия наказания (как правило, без пересмотра дел) и возвращены в армию. Однако в период Большого террора 1936-1938 большинство из них были вновь арестованы и расстреляны.
Сталинский Большой террор в вооруженных силах СССР
В годы Большого террора интенсивные репрессии против комсостава Красной армии возобновились. Они осуществлялись по нескольким линиям одновременно. Но лишь одну из этих линий, – многочисленные дела о «военно-фашистском заговоре в РККА», развернувшиеся вслед за судом над восемью высшими военачальниками 11 июня 1937 (так называемое «дело Тухачевского»), - можно с полным правом охарактеризовать как специфически «военную».
К «делу Тухачевского» восходят, по-видимому, все или почти все дела 1937-1938 гг. о «военно-фашистском заговоре». Поэтому на нем стоит остановиться подробнее.
Сталин и другие вожди ВКП(б) прекрасно знали историю французской и английской революций, и призрак «красного Бонапарта» или «красного Монка» не давал им спокойно спать. Надо заметить, что не им одним: в белой эмиграции время от времени вспыхивали надежды, что военный переворот в СССР, возглавленный каким-нибудь честолюбивым военачальником, сметет однажды большевистский режим и вернет им их Россию.
Время от времени в эмигрантских издательствах даже появлялись беллетристические романы о том, «как это будет» (а в послевоенную эпоху – о том, «как это могло быть»). У Сталина и Ежова даже не было особой нужды придумывать сценарий «дела Тухачевского»: он был уже придуман в Париже, Белграде и других центрах русской эмиграции.
Существует популярная легенда о так называемой «красной папке», сфабрикованной нацистскими спецслужбами и подкинутой Сталину: якобы в этой папке содержались материалы, уличающие замнаркома обороны СССР маршала М.Н. Тухачевского в подготовке военного переворота.
Эта легенда восходит к мемуарам бывшего шефа германской внешней разведки В. Шелленберга. В качестве первичного источника информации Шелленберг называет видного деятеля парижской белой эмиграции генерал-майора Скоблина.
Учитывая, что Скоблин с начала 1930-х являлся агентом ОГПУ, можно констатировать, что кажущаяся цепочка, по которой передавались из рук в руки сведения о «заговоре Тухачевского» на самом деле представляет собою замкнутый круг. Так или иначе, ни в материалах следствия по этому делу, ни на суде над восемью военачальниками РККА никаких следов «красной папки» не обнаружено.
Реальной подосновой дела была, по всей видимости, давняя неприязнь Сталина и Ворошилова к Тухачевскому, восходящая к их трениям времен Гражданской войны и усугубленная различиями во взглядах между наркомом обороны и его заместителем на ключевые вопросы военного строительства.
Впрочем, репрессии против крупных военачальников начались почти за год до «дела Тухачевского» и, по всей видимости, безотносительно к личности маршала. Еще 14 августа 1936 г. по обвинению в участии в «военно-троцкистской организации» были арестованы заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа комкор В.М. Примаков и бывший командующий Приморской группой войск ОКДВА, а затем военный атташе в Великобритании комкор В.К. Путна.
По всей видимости, их аресты надо рассматривать не как начало «дела о военно-фашистском заговоре в РККА», а как конструирование «военного» ответвления дела «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра».
Однако, весной 1937 г. сценарий был изменен.
10 мая 1937 г. Тухачевского внезапно сместили с должности замнаркома обороны и перевели командовать войсками Приволжского военного округа. 22 мая он был арестован. Большинство других арестов в руководстве РККА осуществлялись по той же схеме: сначала – смещение с занимаемой должности и перевод в другой военный округ, через несколько дней арест.
2 июня состоялось расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны, на котором с развернутыми докладами о раскрытии «антисоветского троцкистского военного заговора» в РККА выступили нарком обороны Ворошилов и сам Сталин. Помимо маршала Тухачевского, комкоров Примакова и Путны, в качестве участников заговора были названы командармы 1-го ранга И.П. Уборевич и И.Э. Якир; начальник Военной академии им. Фрунзе, командарм 2-го ранга А.И. Корк; комкор Б.М. Фельдман; председатель Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству, комкор Р.П. Эйдеман.
Их обвинили в участии в «антисоветской троцкистской военной организации», планировании военного поражения СССР в будущей войне, шпионаже в пользу Германии, подготовке террористических актов против членов Политбюро и намерении организовать военный переворот.
11 июня, на закрытом заседании Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, все восемь военачальников были приговорены к расстрелу и в тот же день казнены.
Цепная реакция арестов, начавшихся с дела Тухачевского, захватила значительную часть высшего и старшего командного состава. Говоря о репрессиях, направленных против Красной Армии, мы в первую очередь имеем в виду не «массовые операции НКВД», а комплекс дел, объединенных общим наименованием «военно-фашистского заговора в РККА».
Именно эти дела имели ключевое значение для подрыва боеспособности армии, флота и военно-воздушных сил СССР, ибо именно они с наибольшей силой ударили по высшему командованию; к тому же они имели очевидную тенденцию к распространению на следующие звенья командного состава.
Согласно данным историка О.Ф. Сувенирова, помимо осужденных 11 июня, обвинение в участии в «военно-фашистском заговоре» в 1937-1939 гг. предъявлялось: одному маршалу (А.И. Егорову; еще один маршал, В.К. Блюхер, погиб в тюрьме в результате пыток через три недели после ареста, но весьма вероятно, что ему, в числе прочих, было бы предъявлено и это обвинение); двум командармам 1-го ранга; шести командармам 2-го ранга; 13-ти комкорам; 47 комдивам; 68 комбригам; 78 полковникам. Аналогичная картина имеет место в отношении политработников, личного состава ВМФ и ВВС.
Почти все эти командиры были приговорены к смертной казни и расстреляны.
Репрессии по национальному и социальному признакам
Прочие линии репрессий, затронувшие, среди прочих категорий населения, и военнослужащих РККА, представляют собой различные массовые операции Большого террора, где контингент репрессируемых отбирался не по профессиональному признаку, а по иным критериям: «польская», «латышская», «немецкая», «финская», «эстонская» и т.д. операции, оперативный приказ НКВД №00447 об «антисоветских элементах».
Так называемый «отчет Ежова» содержит, отдельно цифру для комсостава – 10 363 человек, и отдельно для красноармейцев и младшего комсостава – 8027 человек.
В отчетно-статистических сводках НКВД имеются цифры, по которым можно оценить общие масштабы репрессий в Красной армии в 1937-1938 гг. Так, в разделе «соц.состав» помесячных сводок «Об оперативно-следственной работе органов НКВД СССР» за эти годы имеется отдельная графа, в которой фиксируется число «изъятий» из РККА; общая сумма этих «изъятий» за 24 месяца, включающая аресты как комсостава, так и рядовых красноармейцев, составляет 26 641 человек.
«Сводка о количестве арестованных и осужденных органами НКВД СССР за период с 1/Х-36г. по 1/VII-1938г.», составленная в 1-м спецотделе НКВД СССР в октябре 1938, незадолго до завершения «массовых операций» (так называемый «отчет Ежова») содержит, отдельно цифру для комсостава – 10 363 человек, и отдельно для красноармейцев и младшего комсостава – 8027 человек.
Конечно, эти цифры заведомо неполны. Во-первых, репрессии в РККА, в том числе, в высшем командном звене, продолжались и после 1 июля 1938, и после 17 ноября 1938, когда массовые операции НКВД были свернуты, и в 1939-1941, и даже после начала войны. (Например, 28 октября 1941 под Куйбышевым по личному приказу наркома внутренних дел Л.П. Берия были без суда расстреляны 15 крупных военачальников и военно-инженерных руководителей, арестованных накануне войны или сразу после ее начала и эвакуированных из московских следственных тюрем; в их числе – почти вся верхушка командования ВВС).
Во-вторых, и это самое главное, в этих цифрах не учтены те, кто был уволен по политическим мотивам из рядов Красной Армии и арестован уже в качестве гражданских лиц.
В 1937-1938 гг. комсостав РККА испытал две большие чистки. Первая началась весной 1937 г., сразу после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б): из армии вычищали командиров, обвиненных в «связях с троцкистско-зиновьевскими заговорщиками».
Вторая чистка началась после издания 24 июня 1938 наркомом обороны Ворошиловым директивы №200/ш об увольнении «в запас или вовсе из рядов РККА» «немцев, латышей, поляков, эстонцев, литовцев, финнов, румын, корейцев и других национальностей, не относящихся к народам СССР».
Директива распространялась на начкомсостав РККА, начиная от командиров батальона и им равных включительно, и на всех вольнонаемных, и относилась также к лицам, «родившимся, проживающих или имеющих родственников» за границей. Речь, очевидно, шла о посильном вкладе наркомата обороны в «национальные операции», осуществлявшиеся НКВД.
Суммарный результат этих чисток мы находим в записке начальника Управления по начкомсоставу РККА Е.А. Щаденко в ЦК ВКП(б): в 1937-1939 гг. из рядов Красной армии (без ВВС и ВМФ) были уволены по политическим мотивам 28 685 командиров. Сколько из них арестовано уже «на гражданке» - вопрос открытый; по оценке О.Ф. Сувенирова – около трети.
Возможное влияние репрессий в армии на масштабы потерь в войне
Широкую публику часто интересует влияние репрессий на боеспособность Красной армии и, в особенности, роль этих репрессий в катастрофе 1941 года. Такая постановка вопроса опасно граничит с умозрительными построениями в области «альтернативной истории» и, строго говоря, не может быть предметом профессионального анализа. Позволим себе, однако, высказать одно осторожное суждение.
Репрессии создали огромное количество вакансий в высшем и среднем командном составе Красной армии.
Репрессии создали огромное количество вакансий в высшем и среднем командном составе Красной армии. Эти вакансии вынужденно заполнялись путем ускоренного карьерного продвижения уцелевших командиров, которые, независимо от их военных способностей, не имели и не могли иметь опыт командования, соответствующий их новым должностям.
Такие командиры не обязательно будут проигрывать сражения. Но сражения, которые они будут вести, скорее всего, дорого обойдутся их подчиненным.
Именно это обстоятельство, наряду с культивировавшимся в советском обществе отношением к людям, как к расходному материалу, привело к невероятным потерям Красной армии в личном составе в период войны – как во время поражений, так и в годы побед.
Использованные источники:
Ганин А. В. В тени «Весны». Бывшие офицеры под репрессиями начала 1930-х годов // Родина.
2014. — № 6. — С. 95—101.
Ганин А.В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917-1922.
Справочные материалы. – М.: Русский путь, 2009.
Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республики Советов 1917-1920 гг. – М.: Наука,
1988
Лазарев С. Е. В поисках «русского Бонапарта»: «Заговор маршалов» был выдуман в Париже? //
Военно-исторический журнал. - 2013. - № 5. - С. 51—54.
Мельтюхов М. И. Репрессии в Красной Армии: итоги новейших исследований // Отечественная
история. — 1997. — № 5. — С. 109—121.
Светланин А.В. Дальневосточный заговор. – Франкфурт-на-Майне: Посев, 1953.
Солоневич Б.Л. Заговор красного Бонапарта: маршал Тухачевский. – Буэнос-Айрес: Сеятель, 1958.
Сорокин А.К., Григорьев Е.М. «Не лучше ли раздавить гадючьи яйца в лице генерала Слащева…».
Как сложилась судьба бывших царских офицеров, перешедших на службу в РККА. // Родина. –
2017. - №9. С.112-119.
Судоплатов П. А. Спецоперации: Лубянка и Кремль 1930-1950 гг.: Воспоминания генерал-
лейтенанта НКВД. — М.: Изд. фирма «ОЛМА-пресс», 1997.
Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937—1938. — М.: ТЕРРА, 1998.
Тинченко Я.Ю. Голгофа русского офицерс
тва в СССР: 1930—1931 годы. — М.: Московский
общественный научный фонд, 2000.
Треппер Л. Большая игра. — М.: Политиздат, 1990.
Шелленберг В. Мемуары. — Минск: Родиола-плюс, 1998.