Интервью: как в Эстонии сохраняют память о жертвах советского режима
23 августа в Эстонии отмечается Международный общеевропейский день памяти жертв тоталитарных режимов. В этот день в Таллине у мемориала жертвам оккупационных режимов традиционно проводится церемония памяти. Накануне этого дня мы встретились с Сергеем Метлевым, членом правления Эстонского института исторической памяти (Eesti Mälu Instituut), и поговорили о школьном историческом конкурсе, о том, как отмечаются «дни памяти» в Эстонии, и о том, что значит исследование трагических страниц прошлого для настоящего и будущего.
Сергей Метлев. Фото: Эстонский институт исторической
– Сергей, я впервые услышала о вас весной этого года, когда прочла о конкурсе для школьников и молодежи «Письма депортированным», приуроченном к годовщине депортации 1949 года. Организатором и автором идеи конкурса был Эстонский институт исторической памяти. Это ведь не первый школьный конкурс, который организует Институт памяти?
– Нет, конечно. Организация разного рода творческих письменных и не только письменных конкурсов на тему истории Эстонии на протяжении периода оккупации – очень распространенная у нас традиция. Этим занимаются разные учреждения, начиная от самих учебных заведений и заканчивая президентом республики, нашим институтом, разными организациями...
– Президент республики лично занимается школьным конкурсом?
– Президент является патроном ежегодного большого конкурса ученических исследовательских работ, и организаторы конкурса – а это Союз эстонских учителей-предметников истории и обществоведения – иногда ставит темы в том числе очень сильно исторически заряженные. Таким образом президент тоже принимает в этом участие.
Конечно, то, что делаем мы, более специфично, потому что мы стараемся разными способами, исходя из преследуемых нами целей, формулировать форматы и содержание этих конкурсов. Главная цель, обращенная и внутрь Эстонии, и за рубеж – это изучение и закрепление в общественном сознании масштабов и сути преступлений тоталитарных режимов ХХ века.
Конкретно в этот раз, в 2021 году, мы решили прибегнуть к такому путешествию во времени, где предложили ученикам написать реальному или обобщенному депортированному в Сибирь человеку письмо из настоящего, зная, что произошло после, в течение более чем полувека. Написать такой текст – занятие метафизическое в своем роде. И мы попали тут «в десятку», так как письменные работы даже на конкурсной основе, даже при наличии прекрасных призов – это сложно, потому что, как мы можем наблюдать, из-за дигитализации жизни ученики отходят от текста как такового.
Победитель конкурса «Письма депортированным» Хейти Тальвик.
Фото из архива Эстонского института исторической памяти
– Много ли школьников приняли участие в конкурсе?
– На конкурс поступило более сотни работ, а учитывая, что в Эстонии живет 1 миллион 300 тысяч человек, это очень большие цифры. Экстраполируя на Россию, их можно смело умножать на 100.
Для образовательной деятельности очень важно, чтобы кто-то предложил какие-то мотивирующие, интересные темы, и чтобы это исходило не только из самой школы, не только от учителей. Таким образом мы даем сигнал общественности, преподавателям, ученикам, что писать и размышлять на эти темы – это правильно, это приветствуется общественным мейнстримом. Лучшие смогут получить общественное признание. У нас недавно было достаточно крупное мероприятие, куда мы пригласили всех-всех-всех участников.
И в то же время это дает нам возможность постепенно образовывать сообщество молодых людей, которые интересуются этими темами и которые, возможно, не будут изучать их в академическом смысле, но это тем или иным образом способствует удержанию и распространению понимания нашего исторического наследия, потому что оно, конечно, размывается со временем. Подобные конкурсы помогают тем молодым людям, которые способны писать и размышлять публично, в будущем, когда они подрастут, быть уверенными в том, что любая деятельность, направленная на сохранение исторической памяти, является чем-то благим и важным, а не просто какой-то деятельностью «в уголке».
Победитель конкурса «Письма депортированным» Роман Золотарев.
Фото из архива Эстонского института исторической памяти
– Сергей, ваш институт занимается сохранением и изучением памяти о трагических страницах истории ХХ века. Российскому обществу тоже не помешало бы наличие академической институции, которая особым, сугубым образом занималась бы вопросами изучения и сохранения исторической памяти. Но, поскольку у нас такой роскоши нет, вдвойне интересно было бы узнать, как стало возможным создание такого института в Эстонии...
– История нашего института началась в 1998 году, когда Леннарт Мери, первый президент Эстонии после восстановления независимости, решил помочь учредить комиссию, которая бы пролила научный свет на преступления против человечности, совершенные в Эстонии национал-социалистами и коммунистами. И была поставлена задача – собрать лучших историков, которые занимаются этими темами в Эстонии, оказать им поддержку, дать совет, возможно, пригласить зарубежных коллег.
Президент Леннарт Мери, как это часто случалось после обретения независимости именно с первым президентом, был очень весомой фигурой в обществе и дал мощный толчок этому начинанию своим авторитетом и харизмой. Была образована Эстонская международная комиссия по изучению преступлений против человечности, которая занималась этими вопросами. Это со временем переросло в маленький консорциум ученых, который продолжал деятельность и получал государственное финансирование, но действовал исходя из собственных задач, поставленных самими учеными, а не государством. И до 2008 года это функционировало в таком очень скромном виде – маленькая команда постоянно работающих за маленькие деньги ученых, исследующих эту тему.
Тем не менее в конце концов были произведены на свет так называемые «кирпичи», очень толстые книги, которые были на академическом уровне подготовлены, со ссылками, со всеми данными, акцептированными исторической наукой. Они содержат в себе сведения о потерях человеческих и материальных периода оккупации, о преступлениях против человечности, которые мы смогли установить.
А в 2007 году в Таллине произошел так называемый «бронзовый кризис». Суть его в том, что находящийся в центре столицы монумент красноармейцам был перенесен на военное кладбище… Это сложная история, продолжавшаяся больше года. В итоге все свелось к тому, что эстонцы в своей массе видели этот монумент как символическое укоренение присутствия оккупационного менталитета, а русские в большинстве своем видели его как памятник погибшим воинам. Это расхождение привело к переносу монумента на военное кладбище в центре Таллина, и теперь он стал местом паломничества 9 мая.
Сейчас кризис урегулирован, и нынешнее место нахождения монумента одобрено абсолютным большинством населения Эстонии, но в 2008 году все говорили о том, как нужно заниматься этой самой историей XX века, исходя из особенностей того, что эстонская земля пережила, и из того, что для большинства населения Эстонии советский период ассоциируется с репрессиями, ограничением основных прав и свобод, уничтожением государственности и так далее.
В 2008 году уже новый президент, Томас Хендрик Ильвес, учитывая этот не очень приятный опыт «бронзового кризиса», решил дать новый импульс комиссии, взять ее под свое крыло и немного увеличить финансирование. И был создан Эстонский институт исторической памяти, который должен был более глубоко исследовать и описывать период коммунистического правления и рассказывать об этом остальному миру, чтоб мир понял, почему тем или иным образом происходит дискуссия внутри Эстонии и как связано произошедшее в Эстонии с общеевропейским историческим контекстом.
А в 2017 году мы опять изменились – Институт исторической памяти, сохранив свое название, объединился с целевым учреждением Unitas. Они занимались очень похожими темами, то есть преступлениями против человечности, совершенными тоталитарными режимами, но больше в плане просветительской деятельности, семинаров, соцсетей, то есть без серьезной академической начинки. Нынешний институт получился, совмещая эти два «мозга»: активизм, направленный на образование, и профессионализм историков. В нем сейчас работают 17 человек, юридически институт является независимой, основанной частными лицами организацией, но финансируется государством как единственный в своем роде институт в Эстонии. В эстонском контексте государственное финансирование – это воля общества поддержать деятельность. Государство – наш партнер, а не распорядитель.
– Вернемся к школьному конкурсу. Как происходит знакомство школьников и учителей с идеей конкурса? В нем принимают участие все школы или существует какой-то отбор, «группа поддержки»?
– В Эстонии очень просто с этим. Организатор устанавливает, какую аудиторию он хотел бы затронуть. Для этого, разумеется, идею конкурса нужно правильным образом сформулировать. В Эстонии порядка 550–600 учебных заведений на всю страну. Мы сотрудничаем со всеми заинтересованными школами и просто можем всем написать, контактные данные у нас есть. А потом через Союз учителей обществоведения и истории, который объединяет самых активных из них, через рассылку информация доходит до предметников. Те, кто считает необходимым и возможным своих учеников к этому привлечь, их «агитируют». Разумеется, приглашение принять участие в конкурсах распространяем также в социальных сетях и СМИ.
В некоторых школах учителя, которые с нами сотрудничают, используя возможности, которые мы предоставляем, встраивают эту задачу в школьный процесс. Таким образом эссе, которые школьники нам посылают, становятся важными для проверки их знаний по истории в школе.
Прием премьер-министра Каи Каллас (в центре с флажком на груди) для лауреатов конкурса фото и видео «Маяки памяти». Фото из архива Эстонского института исторической памяти
– Вы входите в жюри конкурса. Как оно подбиралось? И из кого состоит?
– Учитывая, что много компетентных людей работает в нашем институте, от нас бывает несколько человек, но обычно мы еще подбираем несколько персон более серьезной общественной значимости, связанных с нашей тематикой. Например, в этот раз у нас в жюри вне института была писатель, исследователь, историк, режиссер Имби Паю, которая не только написала хорошие книги на тему советских репрессий в Эстонии, но и сняла на эту тему фильм, который по-русски называется «Отвергнутые воспоминания», на основе истории своей семьи.
Ее мать, будучи абсолютно невинным человеком, была арестована и сослана в Сибирь и там чудом выжила. Кстати, она содержалась в этой же Батарейной тюрьме, где сейчас располагается временная выставка и предполагается со временем создать международный музей преступлений коммунизма. Имби, снимая фильм, переживала всю эту историю, была сильно травмирована и потом еще долгое время проводила работу над собой, чтобы выйти из этого состояния. То есть это человек, очень признанный в Эстонии, прошедший большой путь, и она у нас была в жюри.
Также мы пригласили в жюри редактора рубрики мнений крупной газеты Postimees, потому что они были нашим медиа-партнером и опубликовали лучшие работы.
В такого рода инициативах люди из разных сфер общества с большим удовольствием принимают участие. В Эстонии есть укорененная традиция, которая подразумевает, что, когда мы отмечаем «дни памяти», люди вспоминают, пишут, принимают участие в памятных мероприятиях. Это возведено в ранг культурной нормы, потому что нельзя отрицать, что для оккупированного народа память – не только вопрос достоинства собственного. Когда мы чтим память погибших родственников наших соотечественников, мы таким образом выражаем свою готовность воспрепятствовать подобным событиям в будущем.
Но это еще и вопрос того, что мы подтверждаем самим себе, кто мы есть. Мы знаем, что мы вышли из тоталитарного общества. Мы знаем, что в некотором смысле мы поспособствовали его прямому слому и уничтожению, и этим гордимся. Мы знаем по-настоящему, что такое свобода. И из этого понимания рождаются все эти элементы культуры памяти, являющиеся частью общего менталитета. Но трагические события прошлого не держат нас якорем, потому что эстонское общество в негативном смысле не привязано к этому, но оно выучило урок XX века и помнит о жертвах.
– Вы упомянули «дни памяти». Что это за дни?
– Их всего пять. Некоторые из них более важные, другие чуть менее – из-за сформировавшейся традиции.
Самый важный день – это 14 июня, общегосударственный национальный день траура, во время которого мы чтим память всех людей, погибших от действий оккупационных властей Советского Союза. В этот день во всех малых и больших городах проходят церемонии памяти. Центр ее – на мемориале жертвам коммунизма в Таллине.
Это также открытие новых табличек с именами жертв советского режима на стене памяти мемориала. Наш институт занимается исследованиями и взаимодействием с семьями репрессированных с целью установить обстоятельства ареста и гибели в ходе репрессий граждан Эстонии, имена которых еще не занесены в мемориал. Каждый год добавляются новые имена. И это отдельное событие.
Плюс разного рода организации, в том числе государственные, организовывают разные конкурсы, возложение венков, свечей к разным местам… Многие и многие что-то делают. Это приобретает большое значение. В этом году в общенациональный день траура миновало 80 лет с депортации 1941 года, когда буквально за восемь дней до начала войны между Советским Союзом и нацистской Германией из Эстонии было депортировано в Сибирь на поселение и в ГУЛАГ примерно 10 тысяч человек, из них большая часть – женщины, дети и старики.
Крупнейшие эстонские телеканалы, газеты и порталы к этому дню сами проделали огромную работу, везде были большие рубрики, посвященные национальному дню траура, где было множество оригинальных материалов, воспоминаний и так далее. Наш институт тоже предложил крупнейшей эстонской газете сделать историю про одну семью, с которой мы взаимодействовали при установлении новых табличек именных.
О том, что члены семьи нам рассказали, нигде не было никакой информации, сведения в архивах отсутствовали. Три ребенка депортированных в Сибирь родителей погибли там во младенчестве. Один из них родился в Эстонии в тюрьме, доехал с матерью до Сибири и там от отсутствия нормальной пищи и медицинского обслуживания скончался, и потом еще в Сибири родилось двое детей и сразу погибли. Об этом был большой материал.
Таких историй, разумеется, сотни, но нам приятно, что эстонские СМИ всегда готовы очень обстоятельно к таким датам подойти.
27 января в Эстонии проходят мероприятия Международного дня памяти жертв Холокоста. Мы со своей стороны традиционно организуем конкурс эссе и, по возможности, дискуссионное мероприятие. Два года назад мы делали большую международную конференцию, посвященную 75-й скорбной годовщине массовой казни евреев, совершенной немцами в лагере Клоога недалеко от Таллина.
Третья дата – это 25 марта, годовщина мартовской депортации 1949 года. Эта депортация более масштабная, там было депортировано больше 20 тысяч человек, в основном из сельской местности. Эта акция имела целью сломать сопротивление коллективизации и общее сопротивление советизации и убить село в том виде, в котором оно существовало. А эстонское село – это на момент начала войны более 50 тысяч частных хуторов, которые что-то производили и существовали в разных видах, от маленького семейного хутора до предприятия. То есть активное частное село полностью было уничтожено.
Итогом второй депортации стало больше спасенных жизней, потому что Сталин наконец подох в 53-м году, и большая часть людей смогли выжить и вернуться. А в 41-м году, пока была война… там, конечно, почти никого не осталось, какие-то единичные случаи.
Национальный день траура 14 июня 2021 года. На мемориале жертвам коммунизма в Таллине. Фото из архива Эстонского института исторической памяти
Четвертая важная дата – это 23 августа, Международный общеевропейский день памяти жертв тоталитарных режимов, когда тоже большая церемония проводится в Таллине. Мы посредством порталов и телеканалов предлагаем насыщенное интеллектуальное наполнение этого дня, даем разные графики, публикуем статьи ученых.
И еще есть пятый день, он специфический. Это 22 сентября, День сопротивления. В этот день мы вспоминаем всех, кто с оружием в руках, жертвуя своей жизнью, здоровьем или свободой, оказывали сопротивление советской власти.
Почему именно этот день? Потому что 22 сентября 1944 года на башне Длинный Герман, которая является национальным символом и частью комплекса зданий парламента, был вывешен сине-черно-белый национальный флаг. Это были те один или два дня, когда немцы уже ушли из Таллина, а Красная Армия еще не успела войти. И вот на основе конституции 1938 года, действие которой советские войска и государство фактически прекратило оккупацией, но которая де-юре продолжала действовать, в Таллине было создано правительство, которое просуществовало на территории Эстонии несколько дней. Они успели провозгласить продолжение действия конституционного порядка, успели вывесить флаг, дали населению информацию, а потом Советы начали наступать, и часть правительства успела бежать в западную Эстонию и Швецию. Так что Советы срывали с башни не флаг со свастикой, а эстонский триколор – это к вопросу об «освобождении».
Это правительство, получившее свое название по имени премьер-министра Отто Тифа, стало правительством Эстонии в изгнании. Среди его членов, которым чудом удалось бежать, был исполняющий обязанности президента и два министра. Они смогли передать власть следующим министрам в изгнании, и таким образом эстонское правительство в изгнании просуществовало на протяжении всех советских лет оккупации.
В государственно-правовом значении это позволило Эстонии четко заявить, что де-юре континуитет государственности был сохранен, не только в смысле наличия такой нормы международного права, но и потому что существовали эти люди. А еще сохранилось несколько эстонских дипломатов за рубежом, которые отказались в 1940 году вернуться в Эстонию, хотя советские власти, уже эстонские, им приказали вернуться. Великобритания, США и ряд других стран не признали советскую оккупацию стран Балтии и продолжали аккредитовать этих эстонских дипломатов до самого 1991 года.
Благодаря правительству Отто Тиифа день 22 сентября тоже имеет большое значение в восстановлении эстонской независимости в 1991 году.
Кроме того, день, когда был вывешен флаг, является символическим началом массового сопротивления, которое привело к образованию такого феномена, как «лесное братство». По разным подсчетам, с 1940-х и до середины 1950-х годов в Эстонии могло действовать в лесах и прочих местностях примерно 15–16 тысяч «лесных братьев», которые после окончания боевых действий между Германией и Советским Союзом оказывали активное вооруженное сопротивление советскому режиму и пытались уничтожать представителей органов госбезопасности и партийного актива. Разумеется, это сопротивление было подавлено, но последний «лесной брат», скрывавшийся в лесах, был пойман только в 1978 году. Точнее, он погиб при задержании.
Так что 22 сентября – это день, который, с одной стороны, является связкой между двумя периодами независимости, когда было заявлено, что Эстония продолжает существовать и ждет момента восстановления уже реальной независимости, а с другой стороны – начало сопротивления «лесного братства».
– Полагаю, что проведению этих дней предшествует большая подготовка. Кто берет на себя работу по координации «дней памяти» в Эстонии?
– У нас есть хорошая традиция – день 22 сентября в основном на нашем институте лежит, а координацией остальных «дней памяти» занимается Министерство юстиции Эстонии. Министерство юстиции является институцией, которая координирует темы, связанные с репрессированными лицами и совершенными в Эстонии преступлениями против человечности. Они созывают круглые столы, в которых участвует наш институт, а также Институт прав человека, который занимается не только насущными проблемами, но в том числе и ретроспективно проблемами прав человека. Но в контексте «дней памяти» роль нашего института очень велика.
– А школьники, молодые люди принимают в этом участие?
– К этой работе обычно привлекается Союз ученических самоуправлений, Союз молодежных организаций Эстонии, Союз студенческих организаций. Все они традиционно являются частью процесса. Мы все вместе сидим и планируем эти дни памяти. Если нужно что-нибудь сделать, организовать на месте, молодые люди приходят и участвуют.
Из свежих впечатлений – в марте этого года, когда была годовщина депортации, мы не могли сделать большого мероприятия из-за ковида, и тогда молодые люди пошли в мемориальный парк жертвам коммунизма и там зажгли 300 свечей, чтобы каким-то образом, хотя бы визуально, отметить этот день.
И еще есть такая практика у некоторых организаций, когда приглашается какая-нибудь школа и в рамках конкретного дня памяти сотрудничает при организации чего-то интересного и большого.
Вот так это работает. Но, несмотря на то что нам работать в этом смысле легко, нужно понимать, что традиционные форматы мероприятий памяти не очень-то интересуют молодых людей. Они перенасыщены различными опциями проведения времени и потребления информации. Поэтому мы сотрудничаем с нашими крупнейшими новостными порталами, это четыре электронных СМИ, которые и задают всю повестку дня. В рамках этого сотрудничества мы делаем дигитальные викторины, где мы предлагаем весь контент, а они дают платформу и разрабатывают интерфейс.
Это все очень интерактивно, это здорово, в этих викторинах принимает участие много людей. Самый свежий пример – на портале Postimees мы сделали тему «Кровавое лето 1941 года в Эстонии». Это было лето, когда Советы отходили, немцы приходили, и все друг друга рубили… В этой викторине несколько тысяч человек приняли участие. Всегда лучшим мы предлагаем небольшие призы.
Возвращаясь к вашему вопросу – в этих мероприятиях могут принимать участие все жители Эстонии, и молодые люди тоже. Это дает нам возможность давать такого рода образовательный контент, где есть момент состязательности. Со СМИ у нас прекрасные отношения, и эти вещи хорошо работают.
– Разрешите немного о вас поспрашивать? Можете назвать какие-то события своей жизни, которые привели вас в институт исторической памяти?
– Если говорить обо мне, то я с очень нежного возраста, еще со школьного, интересовался тем, как реализовать себя в рамках служения обществу. Я гражданин Эстонии по рождению, хотя по национальности русский. По какой-то причине я рано сформировался как социально активный человек с пониманием того, какими я бы хотел видеть ценности, доминирующие в этом обществе.
Я всегда интересовался историей и гуманитарными науками. Получил магистерскую степень по праву в Тартуском университете. Мой интерес к этой сфере вылился в то, что я заметил, что моя деятельность в публичном гражданском секторе наиболее результативна и наиболее мне интересна. Учитывая, что я еще занимаю активную позицию в обществе, пишу колонки, являюсь постоянным автором газеты Postimees, то определенная картинка того, что я хотел бы видеть в этой стране, в моем сознании присутствует. И одна из важных деталей в этой картине мира – то, что я считаю, что наличие в Эстонии собственной государственности, основанной на уважении прав и свобод человека, сильной демократии и принадлежности к европейской культуре, учитывая всю длиннющую цепь истории нашей страны – это большое завоевание и историческая редкость, и это достойно, скажем так, некоторого преклонения и сохранения. И, исходя из этой мысли, я свою сферу деятельности выбирал.
Институт исторической памяти, занимаясь академической историей, занимается исследованием прошлого, но в то же время наша деятельность всегда имеет отношение к настоящему и будущему. Представить себе европейскую цивилизацию или даже отдельно Эстонию, которая позабыла, что с ней произошло в XX веке, как она почти что самоуничтожилась, – равносильно допущению повторения происшедшей трагедии. Речь не о том, что, если мы станем дураками, то все повторится в том же виде и будет новый какой-нибудь усач – нет, все будет в ином виде и, может быть, даже гораздо хуже, потому что теперь мы имеем развитые технологии, и некоторые страны нам показывают, как можно их использовать совсем не в благих целях.
Я русский по национальности. Мой дед участвовал в войне, будучи солдатом, а потом офицером флота. Сам он происходит из европейской части России. Мои бабушка с дедушкой прибыли в Эстонию в конце 1940-х годов, деда послали сюда служить, ибо он имел принадлежность к Краснознаменному Балтийскому флоту, который базировался в Таллинне. И они в поезде познакомились с моей бабушкой. А потом родилась моя мама...
То есть мое происхождение не способствовало тому, чтобы я занимался изучением того, что совершала негативного советская власть, за которую в том числе мой дед воевал. Хотя думаю, что прежде всего он воевал за свою родину, какой он ее понимал. К сожалению, доминирующая установка в русскоязычном пространстве – это недопущение критического осмысления советского прошлого и того, что творили простые и не простые люди в разного рода советских органах То есть это совсем жесткая установка или иногда просто мягкая такая пауза, отказ от дискуссии – «Ну везде были свои проблемы, а посмотрите на нацистскую Германию», или там – «Но мы же победили», или – «Ну везде были ужасные времена»… То есть такой разговор в пользу бедных постоянно. И я принял для себя решение, что я не обязан, конечно, ни в коем случае отмаливать грехи нации, к которой я принадлежу...
Я равнозначно и русский, и эстонец. Я родился 20 августа 1991 года, за 11 часов до того, как Верховный Совет Эстонской Республики восстановил эстонскую независимость. То есть я прожил в Советском Союзе 11 часов, остальное время и жил в Эстонской Республике. И поэтому я нахожусь, с одной стороны, между, но вместе с тем и внутри обоих полюсов этой исторической памяти. И я решил, что я делаю выбор в пользу человечности и правды. А человечность и правда не находятся на стороне советского режима и всей историографии лживой советской. Поэтому я принял такое решение – я не обязан искупать чужие грехи, но готов, да, немного подыскупить из чувства исторической ответственности. Хотя здесь нет никакого социального давления к тому, что надо непременно искупать… Скорее есть общее понимание, что в Эстонии отрицать оккупацию советскую и не иметь ни йоты сострадания к депортированным и уничтоженным незаконно жителям Эстонии – просто отвратительно.
А учитывая, что в нашем учреждении я единственный, кто способен чисто говорить и писать на литературном русском языке, я оказался тем человеком, который нас переводит миру на русский язык. И во многом благодаря тому, что я здесь работаю, много-много-много чего мы делаем, пишем, создаем на русском языке. Считаю, что это мой большой вклад в осознание этой темы для русского культурного пространства...
– Кстати об осознании «русским культурным пространством». В интернете среди откликов на конкурс «Письма депортированным» есть и такой: некий русскоязычный автор, живущий в Эстонии, опубликовал от своего имени «письмо депортированному», лейтмотив которого – «так и надо, и правильно, что его сослали»…
– Да, иногда такие реакции случаются в рядах ретроградной части русского населения Эстонии. Но все-таки я наблюдаю за картиной в целом, и, если мы говорим о больших инициативах, которые мы совершали, даже когда открывался мемориал жертвам коммунизма в Таллине, огромный комплекс, который имеет очень серьезное значение, я, честно говоря, ждал определенной реакции в медийном пространстве. И все ждали пакостей вандалов. Большая территория, большой мемориал, не уследишь... Но нет! До сих пор только глупенькие детишки поцарапали пару раз, ничего особенного. И это говорит только о том, что каким-то образом слегка подустаканили эту тему.
Разногласия останутся. Но символично, что рядом с новым мемориалом, открытым в районе Марьямяэ, возле моря, находится старый советский мемориал со стелой, посвященный борцам за советскую власть, строительство которого было завершено в 1975 году. Он разрушается, его не ремонтируют, а рядом стоит новый мемориал, посвященный людям, погибшим от рук тех, кому посвящен тот, старый, мемориал. И можно представить себе, что такого рода соседство проблематично и чревато серьезными напряженностями в обществе. Но их почему-то нет, к счастью.
Возможно, просто эстонское общество в этой русско-эстонской трактовке переходит в фазу, во-первых, усталости от конфликта на эту тему. А во-вторых, все-таки как только то поколение, для которого сражавшиеся – это матери и отцы, начинает активно стареть и уходить, а это сейчас происходит, это становится просто чувственным прошлым – без личной прямой связи. Да, может быть, к этому был причастен дедушка и прадедушка, но это не родители! А вот вопрос о родителях, которые меня родили и которые участвовали в войне на той или другой стороне – вот это самое эмоциональное.
То есть мы переходим в фазу такой метаморфозы и ухода, условно говоря, «вопроса 9 мая» из контекста активной политики. Хотя, как показывает история недавняя, можно все что угодно зажечь опять. И одна из целей нашего института – дать обществу как можно больше фактической качественной информации во всевозможных форматах, чтобы оно склонялось к рациональному подходу к этой теме.
– Сергей, спасибо за разговор. Я собиралась вас о школьном конкурсе поспрашивать, но разговор неожиданно вышел на другой уровень…
– Я подумал, что вам это будет интереснее.
Беседовала Ольга Канунникова.